- Забавно, я бы отнес тебя к пассивному типу людей, но опять же, - он отклоняется от меня, скрещивая руки на груди, - тот наш маленький инцидент до сих пор злит тебя. Так что думаю, ты не так уж и пассивна, верно?
- Ты просил разрешения приковать меня наручниками к своей кровати. И прости конечно, Вульф, но я не какая-то гребаная игрушка, с которой ты можешь сделать все, что пожелаешь.
Фыркая, Лукас морщит нос. По тому, как насмешливо он смотрит на меня, могу сказать, что сейчас из его рта вырвется очередная издевка.
- Гм, не думаю, что это именно то, что я сказал. Если быть достоверным, то я собирался приковать тебя наручниками к своей кровати, а ты отказалась. Вообще-то я практически уверен, что ты бы впала в истерику, если бы я не попросил тебя уехать.
- Убирайся нахрен.
Его глаза прищуриваются.
- Это мой дом, Сиенна. И технически я еще даже не зашел внутрь.
- Нет, - я качаю головой так сильно, что мой хвост растрепывается. Беря в руку прядь моих рыжих волос, Лукас пропускает через них свои пальцы, одновременно с тем, не отрывая от меня своего взгляда. От этого интимного жеста в моем животе нарастает чувство раздражающей потребности. Молча, я проклинаю свое тело за эту сильнейшую жажду Лукаса, даже несмотря на все, что он сделал. - Ты не просил меня уехать, ты сказал убраться нахрен, - шепчу я.
- Ну, я уверен, что не это...
Мой голос становится в пять раз жестче, чем был до этого:
- Ты сказал именно это.
- Знаешь, а я в тебе ошибся.
Мне уже порядком поднадоели загадки Лукаса, мы убили полчаса на эти распри друг с другом.
- И что бы это значило?
- Все время, пока мы снимали клип на песню "Снова ты", ты была очень покорна и... Ох, дерьмо, давай говорить начистоту, Сиенна - я не ожидал, что ты откажешься от наручников. Фактически, я планировал иметь с тобой длительные, здоровые отношения.
Он что реально подумал, что моя застенчивость и усердность в работе свидетельствует о склонности к подчинению? Не уверена, но то, что я знаю точно, так это то, что его слова мне далеко не по вкусу. Потому что частично, они наталкивают на мысль о том, что он прав, в конце концов, я же пошла с ним домой, несмотря на то, что знала его меньше недели.
Глядя на грязные коричневые пятна на снегу, я говорю:
- Не пора ли тебе уйти?
Лукас отходит еще на пару шагов, делая рукой жест, немного схожий с реверансом. Я стискиваю зубы и качаю головой.
- Я просто хотел быть вежливым и позволить тебе уйти первой, но неважно, - говорит он. Тон его голоса совсем невежливый. В нем слышится грубость, жестокость и опасность. А всего несколькими секундами ранее его голос и слова почти что проникли мне под кожу. Насмешливо усмехаясь, он разворачивается и уходит вверх по холму, скользя пальцами по бревенчатой обшивке дома.
Но на половине пути к передней части здания, Лукас останавливается. Не поворачиваясь ко мне лицом, он кричит через плечо:
- Ты можешь думать, что я дерьмо, но я бы никогда не привез никого сюда, чтобы расстроить твою бабушку. Она уезжает из дома каждый вторник, без исключений.
Не уверена, что меня сейчас нервирует больше - то, что Лукасу известно расписание жизни моей бабушки, благодаря которому он может шарить вокруг дома, не нарушая ее спокойствие, или то, что бабуля придерживается одного и того же распорядка по неизвестной мне причине.
†
Моя бабушка всегда оберегает меня, так что если она куда-то собирается, то чтобы я не беспокоилась, она мне просто ничего не говорит.
Когда я была еще ребенком, то во время ссор мамы и папы, уходила к бабушке и дедушке. Они чрезвычайно баловали нас с Сетом. После развода родителей, тогда мне было двенадцать, моя мама внезапно исчезла, так что мы с братом должны были отправиться жить вместе с отцом и его новой женой.
Это было хреново.
Не то чтобы у нас были проблемы с отцом или Маргарет, но они переехали в Бар Харбор, штат Мэн, а это более чем в десяти милях от Нэшвилля. К счастью, даже в свои восемь лет Сет был упрям, как бык. Мой брат заявил папе, что не только презирает его и его новую жену, но и лучше станет жертвой диких собак, чем переедет жить к ним в Мэн. Вот тогда-то и вмешались мамины родители. Папа хотел находиться со своей новой женой. А бабушка и дед хотели, чтобы мы остались с ними. Мы тоже хотели остаться, потому что Нэшвилль был для нас родным. И потому что мы сильно надеялись, что мама вскоре вернется.
Это был один из тех сказочных моментов, когда все счастливы, и никто не конфликтует.
Но через три года мама все же вернулась в Нэшвилль, привезя с собой своего нового мужа. И я быстро поняла, как глупо было надеяться на ее возвращение.
Если Лукасу известно столько всего о бабушке, то, что же ему известно об истории моей семьи?
Я сильнее сжимаю проволочную мочалку в руке, пока стальные колючки больно не врезаются в мою ладонь, и нещадно тру невидимые мыльные пятна на стенах душевой. С того момента, как Лукас покинул дом несколько часов назад, я пыталась непрерывно занять себя делом, чередуя уборку с просмотром бандитского онлайн шоу. Это не очень сильно помогало отвлечься от мыслей о Лукасе, или о том, куда же и зачем по вторникам отправляется бабуля.
- Ты заставила меня переться сюда только ради своих сумок?
От неожиданного звука за спиной, я практически подпрыгиваю. Кладя влажные ладони на грудь, я пытаюсь успокоить бешено скачущее сердце, одновременно с тем поднимаясь на колени и поворачиваясь к Сету.
- Разве сложно постучать? Или позвонить в дверной звонок? - кашляю я. - Я могла бы...